Ялтинский мол – свидетель красного террора

30 июня 1918 года беспечная курортная Ялта погрузилась в траур. Спустя месяц после освобождения от большевистской власти горожане приступили к погребению жертв чудовищного красного террора, развернувшегося в январе того же года. Изувеченные тела поднимали от подножия мола – ялтинского лобного места – и после отпевания и траурной процессии по городу перезахоранивали. Владимир Набоков, тогда еще не выдающийся писатель, а всего лишь девятнадцатилетний сын министра финансов первого Краевого правительства Крыма, в волнении бросился домой, чтобы запечатлеть на бумаге переживания того дня. Через неделю он закончит одно из самых пронзительных своих произведений – стихотворение «Ялтинский мол». Кровавой бойне и ее поэтической эпитафии посвящен сегодняшний рассказ.

13 января 1918 года после четырехдневного сопротивления красноармейцам Ялта пала. Озлобленные и опьяненные в прямом и переносном смысле победители немедленно начали вершить расправу над побежденными. Схваченных офицеров, общественных деятелей и просто богатых ялтинцев поднимали на борт прибывших из Севастополя миноносцев, допрашивали, а затем расстреливали на портовом молу. Тела сбрасывали в воду. Чудом уцелевший князь Владимир Оболенский вспоминал:

«В Ялте офицерам привязывали тяжести к ногам, и сбрасывали в море, некоторых после расстрела, а некоторых живыми. Когда, после прихода немцев, водолазы принялись за вытаскивание трупов из воды, они на дне моря оказались среди стоявших во весь рост уже разлагавшихся мертвецов».

Кадет Даниил Пасманик писал:

«Офицеров расстреливали по спискам, составленным солдатами из лазаретов и тайным большевистским комитетом, существовавшим уже давно… Было бы убито гораздо больше людей, если бы не было подкупных большевиков: за очень большие деньги они или вывозили намеченные жертвы за Джанкой, или же укрывали в лазаретах и гостиницах».

Хватали на улицах не только здоровых, даже больные в госпиталях не могли чувствовать себя в безопасности. Офицер Антон Туркул писал после войны:

«Из переданных писем я узнал о конце моего брата Николая… Матросская чернь ворвалась и в тот лазарет, где лежал брат. Толпа глумилась над ранеными, их пристреливали на койках. Николай и четверо офицеров его палаты, тяжелораненые, забаррикадировались и открыли ответный огонь из револьверов. Чернь изрешетила палату обстрелом. Все защитники были убиты. В дыму, в крови озверевшие матросы бросились на сестер и на сиделок, бывших в палате».

Отчаявшиеся жители искали спасения в городском храме. Очевидец писал:

«Невозможно описать ту скорбь, то страдание, которое переживали люди! Здоровые и больные, старики и дети, слабые и сильные духом одинаково скрывались, подобно древним христианам, гонимым язычниками, и искали защиты, спасения и утешения в слезах и молитвах. Ежеминутно готовые принять смерть, они с верою внимали словам отца Николая, спокойно и бесстрашно, как и в мирные дни, [проводившего] богослужение в храме, наполненном беженцами из окружающей собор части города. Кто побывал в нем в эти дни хоть раз, навсегда запомнит эту скорбную полутьму каменного храма, пол которого был устлан постелями, заставлен креслами с больными, табуретками, столиками, посудой, домашними вещами первой необходимости, рядом с которыми стояли гробы с непогребенными трупами. Нам никогда не позабыть этих мучительных ночей, полных ожидания смерти, этих захлебывающихся от кашля больных, этих немощных стариков и обессилевших детей, задыхающихся в спертом воздухе переполненного храма, этих покойников, под гробы которых за теснотой собирались живые, завидовавшие мертвым».

На третий день массовый террор пошел на убыль, сменившись индивидуальными преследованиями и грабежами. Контрибуции и реквизиции большевиков в Ялте позже оценивались в несколько миллионов рублей. Разграблению подверглись дворцы и усадьбы по всему побережью.

Последняя волна террора прошлась по ялтинцам в апреле 1918 года. Ввиду приближавшихся к городу украинских и немецких войск, большевики обратили оружие преимущественно против крымских татар, поднявших антибольшевистское восстание. Лишь занятие Ялты отрядом немецких улан прекратило массовые убийства.

В июне 1918 года возникло Краевое правительство Крыма во главе с Сулейманом Сулькевичем, тогда же начались и поиски жертв красного террора. Летом следующего 1919 года Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков пришла к таким выводам:

«Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до ста офицеров, не принимавших никакого участия в гражданской войне, проживавших в Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и санаториях. Кроме офицеров подвергались убийству и отдельные жители города. Красноармейцы и матросы предались беззастенчивому грабежу. Разграблению подвергались гостиницы, санатории, магазины, лавки, склады, частные квартиры. Властвование коммунистического комитета привело и достаточное, и недостаточное население Южного берега Крыма к паническому бегству».

Но это будет потом, а пока молодой Набоков под впечатлением растерзанных обезображенных тел писал:

В ту ночь приснилось мне, что я на дне морском…

Мне был отраден мрак безмолвный;

Бродил я ощупью, и волны,

И солнце, и земля казались дальним сном.

…

Я видел: двигались в мерцающих лучах

Полу-скелеты, полу-люди,

У них просвечивали груди,

И плоть лохмотьями висела на костях,

…

И подошел ко мне один из мертвецов.

Вопрос я задал боязливый,

Он поклонился молчаливо,

И в этот миг затих шум странных голосов...

…

И подхватили все, суставами звеня:

«Мы многих судим, строго судим,

Мы ничего не позабудем!»

«Но где ж преступники?» - спросил я.

…

Тогда воскликнул он: «Преступники – вон там,

На берегу страны любимой,

По воле их на дно сошли мы

В кровавом зареве, разлитом по волнам.

…

Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,

Как мните вы, виновны?»

И стоглагольный, жуткий, ровный,

В ответ пронесся гул: «Им оправданья нет!»

Это стихотворение, ставшее нерукотворным памятником жертвам большевистского террора в Ялте, было закончено по свежим впечатлениям 7 июля 1918 года, но напечатано в «Ялтинском голосе» лишь 8 сентября. А уже в апреле 1919 года большевики вновь ненадолго займут полуостров. Видевший все ужасы их правления, и не желая попасть в жернова «красного молоха», Владимир Набоков с отцом навсегда покинули Крым…

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции