«Бросать Крым очень не хотелось»: Алексей Чирний о «деле террористов» и своем освобождении

В мае на свободу вышел последний из фигурантов «дела крымских террористов» Алексей Чирний, который провел в российском заключении семь лет. Российское следствие в 2014 году обвинило Чирния, а также Олега Сенцова, Александра Кольченко и Геннадия Афанасьева в поджоге офиса «Единой России» в Симферополе и организации терактов.

Украина, а также международные правозащитные организации объявили всех фигурантов этого дела политическими узниками Кремля. В отличие от Афанасьева, Кольченко и Сенцова, которые попали на обмен между Украиной и Россией, Алексей Чирний отбыл полный срок заключения и был пожизненно выдворен из России. В эфире Радио Крым.Реалии вместе с ведущей Еленой Ремовской эту историю впервые комментирует сам Алексей Чирний, а в качестве эксперта выступает руководитель программы «Поддержка политзаключенных» российского правозащитного центра «Мемориал» Сергей Давидис.

– Для начала главный вопрос, Алексей: как вы себя чувствуете?

– Ну, нормально, относительно неплохо.

– Прошло уже две недели, как вы на свободе. Адвокат Роман Мартыновский сообщил, что банк отказал вам в выдаче банковской карточки. Это правда?

– Да, «Приватбанк» отказывается открывать счет мне как крымчанину. Требует карту миграции или что-то в этом роде, хотя я никуда не мигрировал. В частности, я поэтому и сидел семь лет, что не покинул территорию родины.

– По поводу так называемого дела крымских террористов. В интервью нашим коллегам из телепроекта Крым.Реалии вы признались, что действительно хотели организовать сопротивление в Крыму и планировали взорвать памятник Ленину в Симферополе.

– Да, только организацией занимался не я и не Олег Сенцов. Другой Олег – Олег Климчук. Я об этом уже упоминал, но более детальную информацию предоставлю прокуратуре, когда она наконец приедет ко мне брать показания.

– Этот человек находится в Крыму сейчас?

– Да, причем частично в правительстве нынешнего Крыма.

– В Крыму есть представитель так называемой самообороны с таким именем. Это он?

– Да.

– Если этот человек впоследствии захочет прокомментировать слова нашего гостя, Крым.Реалии предоставят ему такую возможность. Вы, Алексей, не отрицаете, что принимали участие в попытке поджога офиса «Единой России» в Симферополе?

– Да, принимал.

– Кажется, урон там был небольшой: только окно и двери пострадали?

– Только дверь, нижняя ее часть.

– Спустя семь лет вы можете объяснить, что из упомянутого в материалах российского уголовного дела имело место в действительности? Какую роль во всем этом имели Сенцов, Кольченко и Афанасьев?

– Почти никакой, они по большей части не принимали участия в этом. Разве что знали об этом со слов Афанасьева.

– То есть были некие ваши планы, вас задержали, а потом уже в деле появились Сенцов, Кольченко и Афанасьев?

– Да. С подачи тех оригинальных организаторов, которые были свидетелями по делу.

– Насчет подрыва памятника Ленину: для чего вам это было нужно тогда?

– Задача была такая: проявить себя, показать, что можешь и не боишься. После этого должны были быть выделены вооружения, боеприпасы для ведения полноценной партизанской войны против оккупантов в Крыму.

– Вы считаете, что это тогда было возможным?

– Почему-то мне казалось, что да. Но на самом деле меня обманули, ввели в заблуждение мои старые, но «недобрые незнакомые».

– Тогда, весной 2014 года вы рассматривали для себя вариант пойти воевать?

– Когда нам сообщили, что готовится штурм штаба командования морской пехоты в Крыму, я пришел туда в своей форме, со военным билетом. Я не помню, как звали майора, который отвечал за штаб, но на мою просьбу мобилизовать меня он ответил, что это не в его компетенции. Так что, в принципе, я не только думал, но и старался что-то делать со своей стороны.

– Проукраинских активистов в Крыму вроде Андрея Щекуна на тот момент уже задерживали, пытали. Почему вы верили в успех партизанской деятельности?

– Ну, Щекуна я тогда не знал – знал Станислава Ермакова: его задержали, но ему чудом удалось выйти из зала суда и уехать. Как вам сказать… К зоне комфорта привыкаешь, к своей родине в особенности. Что-то бросать и уезжать очень не хотелось – да и уезжать особо некуда было. Как-то так.

– Вы думали о том, что взрыв памятника Ленину мог привести к жертвам?

– Операция эта просчитывалась, и никаких жертв не должно было быть. Планировалось все на три-четыре часа ночи. В том месте я бывал неоднократно в это же время, просматривал статистику посещения места и так далее. Все предусматривалось, чтобы избежать каких бы то ни было жертв. Потом мои «нехорошие незнакомые» слили всю информацию ФСБ, и она где-то недели три вела видеозаписи меня, и не только. Поэтому задержание стало возможным. Сильно большая утечка информации была от тех, кого я считал своим ближайшим кругом.

– У вас была возможность поговорить с этими людьми после освобождения?

– Нет, да и разговаривать там не о чем.

– Что вы можете рассказать о том, какие методы российские силовики применяли к вам для получения признательных показаний относительно роли Олега Сенцова и других в этом деле?

– Физического характера, скажем так, пытки. Не очень приятно об этом вспоминать, но это было. Честно говоря, того интервью я толком и не помнил до недавнего времени, пока не пересмотрел. Помнил, что что-то рассказывал про «Правый сектор», еще что-то. Очень неприятные воспоминания – в том числе потому что я проявил слабость и «выехал» из ситуации.

– А вы имели какое-либо отношение к «Правому сектору»?

– Нет. Был знаком с некоторыми людьми, но прямого отношения не имел.

– Понимаем, что рассказывать про опыт пыток очень болезненно. Российский правозащитник Сергей Давидис в комментарии Крым.Реалии сказал, что применение физических методов воздействия к задержанным ФСБ людьми весьма характерно для дел, где их обвиняют в подготовке или проведении терактов:

«Не имея, например, возможности раскрыть реально совершенной теракт, как это было со взрывом в московском метро – задерживают случайных людей и под пытками заставляют их признаться в том, что это они его подготовили. Так бывает и в других подобных делах, где важно, чтобы кто-то признался в подготовке теракта. В делах «Хизб ут-Тахрир», например, в этом, к счастью, нет необходимости, потому что людям не вменяют преступных действий, а только участие в запрещенной организации – то есть мирную деятельность, которая вообще не должна подвергаться преследованиям. Хотя эксцессы бывают».

– Алексей, как-то отреагировали Олег Сенцов и Александр Кольченко на ваше освобождение? Удалось ли вам с ними связаться?

– Нет, пока не отреагировали, пока не удалось. Так-то, в принципе, они не очень рады меня слышать. Если общение возникнет… Сам я не буду навязывать им свое общество.

– По запросу наших коллег с телепроекта Олег Сенцов от комментариев на этот счет отказался, а Александр Кольченко ответил и разрешил процитировать его. По его мнению, у вас была возможность отказаться от своих показаний так, как это сделал Геннадий Афанасьев уже в суде.

– Это было бессмысленно на тот момент. Ни им, ни мне это бы уже не помогло.

– Не зависел ли от этого срок приговора, который вам озвучил российский суд?

– Да вряд ли.

– Ваш адвокат Илья Новиков был отстранен от процесса незадолго до вынесения приговора. Он заявил, что вы пошли на самооговор из-за пыток, но вы не согласились с этим. Почему?

– Потому что это бесполезная трата времени. Они бы не пересмотрели дело. Это не правовое государство – это государство правового беспредела.

– Есть ли вам что сказать Геннадию Афанасьеву? Вы чувствуете себя связанным с ним в рамках этого дела?

– Конечно, чувствую. Мы были знакомы пару месяцев, не более того. Также, Геннадий, хотел бы извиниться: я хотел тебе помочь, но не смог… Что до Сенцова, я до задержания даже не знал, что он режиссер.

– Как вы считаете, для чего российским властям в Крыму нужно было это дело?

– Чтобы самоутвердиться, заработать 13-е зарплаты и новые погоны – ФСБшникам. А моим бывшим «незнакомым» нужно было выслужиться перед новым хозяином. Я вижу это так.

– У Сергея Давидиса тоже есть версия на этот счет:

«Это было первое и в этом смысле показательное дело – с одной стороны. С другой стороны, то, что одной из его жертв стал Олег Сенцов, который обладал известностью до того, в связи с его режиссерской карьерой – внимание к этому делу оказалось гораздо больше, чем обычно. В итоге оно стало символом репрессий против противников аннексии, развернувшихся в Крыму после оккупации российскими властями».

– Вы за семь лет сменили несколько исправительных учреждений. Как у вас там обстояли дела, учитывая террористическую статью и то, что вы украинец из Крыма?

– По-разному. Про Магадан ничего плохого не могу сказать, но ничего хорошего особо тоже – так, нейтрально. Местные сотрудники в основном не провоцировали на политические разговоры, более-менее нормальное отношение было. Ну а арестантский состав поддерживал много. Огромная благодарность, в частности, северо-кавказским народам – чеченцам и ингушам. Они поддерживали серьезно как в Магадане, так и в других местах. Батайск – с точностью до наоборот. Единицы сотрудников относились ко мне адекватно, большинство же относились не агрессивно, но пытались постоянно чем-то поддеть, оскорбить, спровоцировать на какие-то ответы.

– После освобождения с вас хотели взыскать штраф за то, что вы не хотели работать на зоне – это была принципиальная позиция?

– В Магадане было желание научиться чему-то, убить время. Я подавал документы на обучение деревообработке. Все – от заместителя начальника до отрядника – ответили: мол, Алексей, какая работа в промке с твоей-то статьей? Она в принципе невозможна. В Батайске, наоборот, старались навязать – я отказался. Да и в принципе, в целом не хотелось работать.

– Как вы воспринимали новости, что другие фигуранты дела попали под обмен между Украиной и Россией?

– Я был рад, что ребята освободились раньше – они этого не заслуживали.

– Вы коренной крымчанин, вся ваша семья осталась в Крыму. Тем не менее вы получили бессрочный запрет на въезд в том числе на полуостров от российских властей. У вас были планы вернуться?

– Я родился и вырос в Крыму, да. Но после освобождения таких планов у меня не было. Для меня этот запрет – не более чем филькина грамота.

– Следите ли вы за тем, что происходит в Крыму?

– Немного. Меня больше интересует военно-политическая ситуация в Крыму, а все остальное… Как говорят в Украине: бачили очі, що купували – нехай тепер їдять, поки ці очі в них не повилазять (укр. «видели глаза, что покупали – пускай теперь едят, пока глаза не вылезут» – КР).

– Как вы считаете: можно ли как-то повлиять на Россию в вопросе освобождения политических узников, в частности крымских?

– Повлиять можно. Нужен материал для обмена российского происхождения. Этот материал менять на наших граждан – все. Удачи нашим СБУ и ВСУ в его добыче.

– На фоне инициативы украинских властей под названием «Крымская платформа» – можете ли вы представить себе сценарий деоккупации Крыма?

– Могу. Но озвучивать это в эфире, пожалуй, не стоит.

– В Крыму вы были гидом, преподавали, увлекались исторической реконструкцией. Что собираетесь делать сейчас, после возвращения на свободу?

– Пока мало что можно сказать по этому поводу. Для возобновления своей деятельности, хобби и не только необходимы деньги. Я потерял не только свою родину, но и свое имущество. А так-то хотелось бы помочь своей стране, армии своей страны в реорганизации, в восстановлении и достойном продолжении начатого на Донбассе. Посмотрим. Для этого нужна определенная поддержка или хотя бы помощь со стороны наших украинских властей. Сам-то я мало что смогу сделать в таком плане.

– Вы уже получили от них какую-то поддержку? Например, единоразовую выплату в 100 тысяч гривен, которую назначают политзаключенным?

– Государственную субсидию уже получило мое доверенное лицо, но я пока не могу получить ее целиком, потому что, как я уже говорил, «Приватбанк» не дает мне карточку, не открывает счет. Пока так.

– Надеемся, что в ближайшее время эта ситуация разрешится. Планируете ли вы обращаться в международные инстанции по поводу того, что с вами происходило?

– Я думаю, да. Завтра будет встреча с представителями миссии ООН в Украине. Илья Новиков оставил много документов по поводу нарушений условий моего содержания в исправительной колонии №15. Пообщаемся по этому поводу с ними, посмотрим. Также жду встречи с нашей прокуратурой. Одна уже была, а вторая, касательно дела как такового, наверное, состоится в ближайшее время.

– Что бы вы сказали крымчанам?

– Тем, кто остался верен своему государству и своей родине, могу пожелать терпения. Я думаю, оккупация в конце концов закончится. Были немцы, которых так не любят м****ли (россияне – КР), ну они три года продержались там. Эти уже семь, но рано или поздно они или сами оттуда уберутся, или мы их оттуда вышвырнем. Мы – это или наша страна, или армия Украины.

(Текст подготовил Владислав Ленцев)